Алексей Кувакин – о судьбе полигона, мифах вокруг МСК, планах по строительству новой карты.

На МСК идет процесс тестирования мусоросортировочной линии: на первом этапе была запущена и апробирована часть автоматического оборудования цеха сортировки. Для этого сюда завезли раздельно накопленные отходы, которые ранее собрали жители Коряжмы и Котласа. Тест показал, что установленное на комплексе оборудование полностью справляется с задачами, которые ранее запроектированы и внесены в технологическую часть предприятия.

Но страсти вокруг этой стройки не утихают. Волнующие горожан вопросы мы решили адресовать советнику губернатора Архангельской области по вопросам экологии Алексею Кувакину.

 

– Алексей Евгеньевич, люди собрали деньги и провели общественную экспертизу проектов. Эксперты-­общественники указали, что в районе действующего коряжемского полигона якобы близко залегают грунтовые воды, что возможно их заражение, – строить здесь новую карту нельзя. Как прокомментируете такой посыл?

– Во-первых, общественные эксперты не оценивали проекты. Они оценивали ту информацию, которую смогли найти в открытых источниках. Проекты на тот момент находились на государственной экспертизе.

Структура, куда обращались коряжемские активисты, проводила не одну общественную экспертизу подобных объектов. Что самое интересное – каждый раз она выдавала негативную оценку. Я не против общественной экспертизы, но она должна быть объективной. А когда общественная организация выдаёт документ, в котором целые главы – из других экспертных заключений, это заставляет задуматься.

 

– Часть горожан утверждает, мол, был замечательный полигон, сто лет коряжемцы им бы пользовались...

– Использовать свой полигон коряжемцы действительно могли бы, поскольку земельный участок, 50 гектаров, в 90‑х годах был передан городу из Котласского района. Но первая карта уже исчерпывает свою мощность. Коряжма достаточно скоро столкнулась бы с необходимостью строить новый полигон, уже по новым требованиям.

 

– И что это за требования?

– Их обозначило правительство: 100 процентов отходов должны сортироваться, не более 50 процентов – поступать на полигон для захоронения.

Во-первых, Коряжма должна была бы построить новую современную карту, во‑вторых, у вас вполне логично спросили бы, где сортировка? На полигон вы сможете привезти только 50 процентов отходов, не более.

 

– То есть мы столкнулись бы с необходимостью строить мусоросортировочный комплекс?

– Да. Только вынуждены были бы искать деньги в бюджете города либо в кошельках горожан.

 

– То есть, согласно новому законодательству, избежать сортировки отходов невозможно?

– Именно так. Невозможно избежать сортировки, невозможно избежать переработки органической фракции, невозможно будет захоранивать больше 50 процентов поступающих отходов.

 

– Сейчас много говорят о том, что под МСК была незаконно использована вторая карта, что она была вполне рабочей.

– Вторая это карта или какая‑то еще – я комментировать не стану, потому как суд вынес решение о безосновательности этих претензий.

Почему именно здесь выбрано место для строительства МСК? Все помнят, что там фактически было искусственное озеро. Оно формировалось в течение многих лет: долгое время там забирали грунт для эксплуатации полигона. Наверняка туда поступал и фильтрат, поскольку рядом находился полигон. Привязывая сюда МСК, мы преследовали цель ликвидировать это озеро, как объект накопленного негативного воздействия. 20 тысяч тонн воды оттуда было откачано, все они поступили на очистные сооружения комбината.

 

– Из-за чего откладывается пуск МСК?

– Проект делали в досанкционные времена, ряд заложенных решений подразумевал импортное оборудование, которое на сегодняшний день получают по параллельному импорту. Это очень сложная история. Но куратор проекта – публично-­правовая компания «Российский экологический оператор» (ППК «РЭО») – говорит: начали – должны довести до конца именно в том виде, в котором запланировали. В частности, мы ждем австрийскую систему очистки фильтрата.

 

– Экоактивисты говорят: «Если привезут смешанный мусор из общих контейнеров, выбрать оттуда будет ничего невозможно».

– Понятно: если мы привезем рассортированные полиэтиленовые бутылки вперемешку с газетами, разобрать их будет легко. Но, к сожалению, пока, по оценкам экспертов, уровень вовлеченности населения в сортировку отходов не превышает 10 процентов. Причем это оптимистичная цифра. Большинство отходы не сортируют. Когда запустим мусоросортировочный комплекс, как и обещали, введем двухпоточную систему сбора отходов – разделим сухие и мокрые. Из сухих отходов проще выбрать необходимые фракции.

 

– В каждом дворе появится еще один бак – под отсортированные сухие отходы. Верно?

– Верно. У меня, к примеру, небольшая кухня – шесть квадратных метров. Под раковиной – два ведра: 30‑литровое – под сухие отходы: макулатуру, пластик (неважно, какой, главное – чистый и сухой), стекло, металл… Трехлитровое – под пищевые отходы. Первое выношу два раза в неделю, второе – каждый день. Людям будет предложена именно такая система. Она самая простая и уже реально работает в некоторых городах.

Возможно, с течением времени, когда население проникнется раздельным сбором отходов, начнет различать даже разные виды пластика, появятся дополнительные контейнеры – под стекло, металл, прочие перерабатываемые фракции.

Согласно реформе чистоты поставлена задача: во‑первых, собрать 100 процентов отходов (неважно, сортировал их человек или не сортировал), во‑вторых, эти отходы должны пройти сортировку (согласно санитарным нормам).

Но самое главное – мы должны отсортировать самую большую по объему фракцию – органику. Она, как правило, составляет, 40 процентов.

 

– Верно, что раздельный сбор отходов без дальнейшей досортировки невозможен?

– Верно. Даже те фракции, которые собраны на акциях и которые активные люди потом отвозят среднеоптовым покупателям, в дальнейшем все равно проходят как минимум еще две сортировки. Подчеркиваю: как минимум две! Первая – внутри сортировочного предприятия, вторая – у переработчика.

 

– То есть на МСК будут отдельно досортировывать сухие отходы и отдельно те, где все в куче? Но ведь линия‑то одна!

– Отходы будут поступать на МСК, складироваться в разные места. В приёмном отделении для этого есть разные отсеки. Накопились сухие отходы – моем ленту и сортируем. Затем снова переключаемся на смешанные отходы. В них будут попадаться и стекло, и пластик, и металл. Отсортировали смешанные отходы, снова помыли линию – это обязательное условие. Так и чередуем потоки.

Наша общая задача – в дальнейшем сделать так, чтобы сухих отходов было больше, смешанных – меньше.

Надо заметить, что линии на МСК позволяют сортировать даже смерзшиеся отходы – те, которые в мусоровозе проехали 100 километров при температуре минус 30. В большом барабане сепаратора они легко разбиваются на фракции.

 

– Когда во дворах появятся контейнеры под сухой мусор?

– В планах – поставить в Котлас и Коряжму в этом году 550 контейнеров.

 

– Расскажите о переработке органики подробней.

– Органика – основная часть отходов и самая вредная, именно она беспокоит население своим запахом и выделением фильтрата. Все негативные воздействия несет исключительно гниение органики. И наша задача – блокировать процесс разложения.

 

– Каким образом?

– Мы отсортируем эту органику, переместим в цеха компостирования. У нас строится самая дорогая туннельная система, которая себя очень хорошо зарекомендовала. Это современное оборудование под компьютерным управлением. Оно отслеживает влажность, наполнение кислородом, степень перегнивания, температуру.

Там органика станет активно перегнивать, а все газы и фильтрат будут собираться. Газы – очищаться, а фильтрат – направляться на переработку. На выходе получим техническую землю. Это обычный грунт с вкраплениями мелкого стекла либо пластика. В дальнейшем мы и этот грунт будем использовать для рекультивации действующей карты полигона. Нужен он и на новой карте – для пересыпки слоев. Это требование никто не отменял.

 

– Экоактивистам не нравится, что на комплексе будет в том числе и ручная досор-тировка мусора. Этого можно как‑то избежать?

– А давайте все, что делает человек, заменим техникой! Разве мы не можем это сделать? Можем. Но тогда этот объект вырастет в цене как минимум в два раза. В итоге затраты на дальнейшее обслуживание так или иначе лягут в тариф.

Одним словом, ставить такое оборудование на небольшой объем отходов, а у нас мощность максимум 70 тысяч тонн в год, – все равно что покупать грузовой автомобиль, чтобы на нем возить себя по городу: неудобно, топлива много тратится, парковаться негде…

– Как будут захоранивать «хвосты»?

– На полигоне, который мы планируем построить, остатки отходов будут прессоваться, брикетироваться в кубики размером метр на метр, упаковываться в пленку. Делается это по нескольким причинам. Во-первых, для уменьшения объемов захоронения: плотность спрессованного мусора почти в два раза больше. Во-вторых, на спрессованные брикеты не попадает влага, соответственно – не вымывается органика и не образуется фильтрат. И последнее: хотя пока это из области фантастики, но, тем не менее, технологии не стоят на месте – брикетированный, упакованный аккуратно мусор всегда можно достать и в дальнейшем переработать либо использовать в качестве топлива.

 

– Мои коллеги, которые с экоактивистами ездили в Москву, на КПО «Нева», говорили, что там очень современная и мощная система сбора фильтрата. В Коряжме будет такая же?

– Да, именно такая.

 

– Скажите, какие опасности несут нынешние свалки?

– Нынешние свалки строились по старым технологиям. Там не было той системы защиты, которая будет на новом полигоне. Как строился полигон раньше? Искали так называемый глиняный замок – грунт с низкой проницаемостью вредных веществ в подземные воды. Даже не в грунтовые, а в подземные, потому что источником питьевого водоснабжения является не грунтовая вода. Нашли место, убрали сверху слой, сделали оканавливание по периметру, чтобы грунтовые воды не поступали, и начали складывать отходы.

На новом полигоне, помимо глиняного затвора, будут как минимум две степени защиты – противофильтрационный экран и бентонитовый мат. Это не наша разработка, она используется во всем мире, в том числе для строительства бассейнов, гидротехнических сооружений. Будет осуществляться сбор фильтрата, который обязаны отправлять на переработку.

Старый полигон ничего этого не имеет. Фильтрат выделяется, и никуда от этого не деться. Влага испаряется и осаждается в ближайших водоемах.

Плюс ко всему – если полигон не рекультивировать, процессы гниения будут продолжаться десятилетиями, поскольку отходов накоплено очень много, а процесс гниения без доступа кислорода внутри тела полигона замедляется.

 

– Давайте рассмотрим такой вариант: строительство МСК останавливается. Что ждет Коряжму в этой ситуации?

– Я думаю, что строительство МСК не прекратится. Может не состояться строительство полигона.

 

– И это станет серьёзным последствием для Коряжмы?

– Да. Поскольку МСК будет построен, а хвосты всё равно нужно будет куда‑то деть.

Не менее проблематичным станет и промедление со строительством новой карты, если мы по-новому будем запускать процессы. Согласования занимают, к сожалению, годы. Деньги на второй проект – обу-стройство новой карты и рекультивацию полигона – мы должны получить до конца года. Если останавливаем процесс, гарантий никаких нет.

 

– То есть сюда все равно будет свозиться мусор из семи районов, сортироваться, а «хвосты» – сваливаться, как и нынче, в кучу?

– Да, эта куча будет нарастать до того момента, пока лицензия у действующего полигона не закончится.

 

– В Коряжме по-прежнему многие уверены, что к нам могут везти мусор из Москвы.

– Москва решила свою проблему с мусором, им уже нет необходимости везти отходы в другие регионы. Там построены мусоросортировочные комплексы. Да, где‑то они строились спешно, часто не без огрехов. Огрехи исправляют, технологии совершенствуют – сейчас Московский регион один из передовых в этом направлении. Там 11 мусоросортировочных комплексов, каждый из них в разы превышает по мощности спроектированный коряжемский МСК.

Более того, там уже запустили первый завод для сжигания хвостов.

 

– Еще до интервью вы говорили, что законы в области экологии в ближайшее время будут ужесточаться.

– Государство строит новую систему обращения с отходами. За сортировкой последует новый этап, над которым правительство задумывалось еще вчера. Дело в том, что к 2030 году в стране заработают 700 мусоросортировочных комплексов, а предприятий по переработке вторичных фракций не будет хватать. Поэтому важно нарабатывать статистику и четко понимать, какие объемы будут отсортировываться, где, с логистической точки зрения, выгоднее построить предприятие для переработки макулатуры, пластика, стекла…

Вообще, почему МСК – важная часть реформы чистоты? Принцип его работы будет таким: заходит машина, взвешивается на въезде и на выезде, фиксируется вес отходов. Автоматическая система передает информацию в федеральную систему учёта твёрдых коммунальных отходов. Параллельно эта информация уходит региональному оператору, правительству Архангельской области и Росприроднадзору. И есть четкий норматив, какой процент полезных фракций надо отсортировать. Этот показатель обязателен к исполнению.

Более того, принят новый нормативно-­правовый акт, в котором прописано, что все полезные фракции, которые будут отсортированы (пластик, металл, макулатура и так далее), станут продаваться исключительно через публичную площадку ППК «РЭО». Эта норма начнёт действовать с 1 сентября этого года.

Таким образом, федеральный контрольно-­надзорный орган будет видеть, какое количество отходов мы отсортировали и продали. «Хвосты» на полигон тоже пойдут через весы. То есть свалить все в одну кучу будет весьма проблематично.

Для чего нужен такой жесткий учет? Чтобы понимать, сколько отходов образуется и что с ними делать. В том числе и для того, чтобы четко спланировать предприятия по переработке.

Одним словом, идет строительство новой отрасли промышленности. Это очень серьезно.

И мы не можем построить коряжемский комплекс плохо. Потому что следующими станут объекты в Няндоме и Холмогорах. Коряжемский должен стать образцом безопасного (экологичного) обращения с отходами. Более того, нам никто не позволит дискредитировать реформу. Её реализация – под самым пристальным контролем правительства и президента.

 

Фото из архива редакции